- Олег Николаевич, как вы стали профессором РАН, находясь вне академической системы?
- Меня, как и двух других моих коллег, выдвинул ректор МГИМО академик Анатолий Васильевич Торкунов. Мы баллотировались в Отделении глобальных проблем и международных отношений Академии наук. Решение Президиума РАН по профессорам от нашего отделения прошло одним из самых первых - в декабре прошлого года и стало для всех нас новогодним подарком.
- Связывает ли вас что-то с академическими институтами?
- В системе Российской академии наук я не работал, но на определенном этапе своей научной жизни стал тесно контактировать с сотрудниками академических институтов. Расскажу, как формировались эти связи.
Я окончил исторический факультет МГУ, специализировался по истории Средних веков и Италии. Тема моей работы была связана со средневековыми итальянскими колониями в Крыму. В Судаке, Феодосии, Балаклаве до сих пор стоят построенные генуэзцами крепости, а в Генуе и Венеции сохранились большие собрания архивных документов, относящихся к этим поселениям, - владельческие права на разбросанные по полуострову замки, договоры поставок из Крыма в Италию. По этим материалам я подготовил диплом, а потом кандидатскую диссертацию.
Это были междисциплинарные исследования - исторические, но с серьезной юридической составляющей. Сейчас эта тема получила еще и политическую составляющую. В Княжестве Монако, которым правит династия Гримальди, имеющая генуэзское происхождение, недавно проводился Год России. Предки представителей правящей династии в Средние века часто бывали в Крыму, и об этом сохранились документы. При поддержке Архива Княжеского дворца Монако я подготовил специальную монографию по этой теме.
Обучение в аспирантуре я завершил в конце 1990-х годов. В это время было сложно найти работу по средневековой тематике, поэтому я принял предложение ее сменить и заниматься современной Италией. В Российском институте стратегических исследований, куда меня пригласили на работу, я сначала изучал российско-итальянские отношения, а затем заинтересовался только зарождавшейся тогда проблемой глобального управления и глобальной безопасности. В мире возникали новые управленческие механизмы, международные организации стали получать на практике все больше властных полномочий. Разумеется, это приводило к размыванию государственного суверенитета. Возникла необходимость переосмыслить внешнеполитическую стратегию нашей страны в этих новых условиях.
В 2000 году в МГИМО был создан факультет политологии, на котором предполагалось готовить не столько дипломатов, сколько экспертов. В МГИМО тогда происходили глубокие трансформации: из закрытой дипломатической школы он превращался в открытый университет, привлекающий тех, кто хотел бы работать не только в МИД, но и в сфере внутренней политики и международных отношений, не связанной с министерством. На факультете царила приподнятая атмосфера: говорили, что там собралась “сборная России по политологии”.
Приглашенные сотрудники академических институтов и вузов разрабатывали новаторские курсы. Возникали и целые дисциплины, например мировая политика. Если раньше международные отношения рассматривались как связи только между государствами, то процессы глобализации и развития гражданского общества, существующего “поверх границ”, способствовали восприятию мира как единого целого. Задачей факультета политологии стало изучение мира именно с этих позиций.
Я подготовил авторский курс по глобальному управлению. Вместе с коллегами мы опубликовали одну из первых монографий по этому предмету и начали разрабатывать проблематику антиглобалистского движения, направленного против неолиберального капитализма. В дальнейшем это направление вывело на проблематику глобальных ценностей, на идею формирования БРИКС как альтернативы западной модели миропорядка.
Работая в МГИМО, я начал тесно сотрудничать с организациями РАН, в частности с Институтом Европы РАН. Участвовал, например, в таком интересном проекте ИЕ РАН, как подготовка новой страноведческой монографии по Италии в рамках серии изданий “Старый свет: новые времена”, посвященной современной истории, экономике, политике европейских стран.
Рабочие контакты с рядом подразделений ИМЭМО РАН возникли у меня еще на рубеже 1990-2000-х годов во время участия в проекте Московского общественного научного фонда “Молодые преподаватели России”. Его организаторы проводили встречи с ведущими учеными, дискуссии, форумы для молодых лекторов и экспертов по общественным и гуманитарным наукам. Это позволило наладить связи со многими молодыми коллегами из ИМЭМО РАН.
- Теперь с развитием корпуса профессоров РАН ваши связи с коллегами из академических структур, видимо, будут расширяться и укрепляться. А что еще может дать объединение докторов наук из разных исследовательских структур под крышей РАН?
- Президиум РАН и Центр стратегического планирования развития науки, экспертизы и научного консультирования, который курирует работу профессоров, предложили нам участвовать в развитии РАН, помогать академии выполнять новые функции. Понятно, что степень активности не у всех наших коллег одинакова, но около сотни человек взялись за дело с большим энтузиазмом. Это серьезный резерв, на который могут опираться отделения и Президиум РАН. Благодаря ему академия сможет вовлечь в свою орбиту большое число ученых и научных коллективов, в том числе не связанных с академическими институтами. Сегодня перед РАН стоит много важных задач, в том числе организация экспертной деятельности самого высокого уровня.
- Какие способы выхода на этот уровень предлагают профессора РАН?
- Обсуждая этот вопрос в своей рабочей группе по формированию политики экспертного сообщества РАН, мы много говорили о необходимости внедрения междисциплинарного подхода и учета международного опыта. К оценке результатов любых работ можно подойти с разных сторон.
Возьмем для примера программу по охране озера Байкал и развитию байкальской природной территории. Понятно, что основная проблематика здесь связана с науками о Земле и эти исследования уникальны. Что же касается природоохранной деятельности во всем многообразии ее экологических, экономических, хозяйственных аспектов, такой опыт есть на международном уровне и во многих странах, особенно тех, где существуют аналогичные природные объекты - Великие африканские озера, система огромных пресных водоемов в США и Канаде.
К решению таких комплексных проблем можно было бы привлекать междисциплинарные рабочие группы профессоров РАН, которые сейчас сформированы.
- Как еще профессора РАН участвуют в экспертной деятельности академии?
- Мы сами являемся экспертами, а также выступаем связующим звеном между членами академии и научной молодежью, привлекая к работе более молодые поколения ученых.
Я вхожу не только в экспертную группу, но и в группы по стратегическому прогнозированию и по интеграции академической и вузовской науки. Как научного коммуникатора экспертной группы меня также включили в команду по научной журналистике, участники которой должны рассказывать о работе своих коллег и организовывать их взаимодействие со СМИ.
- Чем занимаются другие рабочие группы, в которые вы входите?
- Что касается стратегического прогнозирования, профессора участвуют в обсуждении готовящихся стратегий научно-технологического и социально-экономического развития России. Кроме того, во всех группах идет сбор концептуальных идей и конкретных предложений в проект нового закона о науке и научно-технической политике, который пока существует в виде развернутого плана.
- Верите, что ваши идеи будут восприняты?
- Хотим, чтобы так было, а для этого должны подключаться к лоббированию значимых для научного сообщества начинаний. Многие профессора РАН уже работают в качестве экспертов с федеральным собранием, министерствами, ведомствами, другими структурами. Благодаря новому статусу они смогут активнее использовать свой авторитет на благо академии.
- А что нового могут сказать профессора по вопросу интеграции науки и образования?
- Вместе с сотрудниками РАН вузовские работники, которых среди профессоров РАН не так уж мало, начали искать новые интересные обеим сторонам направления взаимодействия. Например, есть планы развития общих для вузов и институтов РАН новых программ магистратуры и аспирантуры. Так, сообщество вузовских преподавателей и сотрудников НИИ могло бы выйти на модели аспирантских программ с прицелом на экспертную деятельность в рамках нынешнего статуса аспирантуры как третьей ступени высшего образования.
- Поясните, что вы имеете в виду.
- Мне кажется, что профессора РАН могли бы помочь запустить процесс создания “экспертной магистратуры” - подготовки специалистов, умеющих интегрировать науку в процесс принятия политических решений. Мы понимаем, по каким позициям будет востребована экспертиза в наших областях, знаем, в каких тематиках есть хороший задел, а где научную и экспертную школу еще надо нарабатывать. Поэтому вполне можем определить актуальные направления, по которым необходимо вести обучение людей, способных быстро и качественно написать заключения по широкому кругу вопросов. Выпускники такой магистратуры наверняка будут востребованы и в науке, и в бизнесе, и в органах государственной власти.
В целом, я должен сказать, что Президиум академии поставил перед профессорами РАН серьезные задачи. Надеюсь, что наша работа принесет реальную пользу научному сообществу России.
Беседу вела Надежда Волчкова, газета "Поиск"