Информационный портал профессоров РАН

Мы в

Наверх

Море волнуется раз

Что такое волны-убийцы, почему они бывают несколько сантиметров в высоту, можно ли предсказать рождение по-настоящему гигантских волн и тяжело ли быть женщиной-ученым — об этом и многом другом «Чердак» побеседовал со стипендиатом программы L'Oréal-UNESCO «Для женщин в науке» 2016 года Ириной Диденкуловой.

Уже 18-й год подряд UNESCO совместно с фондом L’Oreal при помощи маститого научного жюри определяет пять самых выдающихся женщин-ученых, вручая им премию «Для женщин в науке». Например, в 2007 году среди лауреатов была Татьяна Бирштейн, сделавшая весомый вклад в статическую физику полимеров. А в 2009-м — химик Евгения Кумачева (награждена за разработку новых материалов с широким спектром применения). Лауреаты получают по сто тысяч долларов. Кроме того, в рамках той же программы выбираются 15 самых многообещающих молодых ученых женского пола со всей планеты, и им предоставляется стипендия размером в 15 тысяч долларов на выполнение заявленного проекта в течение одного года.

В нынешнем году среди «многообещающих» оказалась один из самых титулованных молодых российских ученых — Ирина Диденкулова (ведущий научный сотрудник Нижегородского государственного технического университета имени Р.Е. Алексеева). Ирина — вице-президент отделения «Природные катастрофы» Европейского геофизического союза, член Международной комиссии по цунами, стипендиат европейского фонда Мари Кюри и немецкого фонда Александра фон Гумбольдта. А еще в 2015 году она получила премию президента России в области науки и инноваций. Доктором физико-математических наук Ирина стала в 33 года. «Чердак» побеседовал с Ириной о том, каково это — быть женщиной-ученым, о ее работах и о том, когда люди научатся предсказывать рождение гигантских волн-убийц.

— Ирина, скажите, а почему во всех официальных документах конкурса вы значитесь как «Ира»? Французы что-то напутали?

— Нет, потому что я их об этом попросила.

— Но меня-то вы же не просите называть вас Ирой.

— Я как раз только за, я и представляюсь всегда Ирой. Это то имя, к которому я привыкла с детства. Дело в том, что меня назвали Ириной в честь мамы, и у нее та же редкая фамилия — Диденкулова. И более того, мама тоже занимается наукой. Точнее, это я тоже ей занимаюсь. Вот и нужно было как-то нас различать, в том числе в научных публикациях. Так я и стала Ira Didenkulova. У меня и папа занимается наукой.

— А, тогда понятно, почему вы стали ученым.

— Ничего подобного, у нас в семье никакого давления на детей и близко не было, наоборот — скорее анархия. Нам прививалось чувство ответственности за все, что мы делали, и понимание важности работы в жизни каждого человека. Папа часто говорил, что большую часть жизни человек проводит на работе, поэтому крайне важно выбрать занятие по душе, иначе будешь глубоко несчастным человеком. Ну и еще было правило — всегда принимать все важные решения в жизни самостоятельно, на свой страх и риск, даже советы исключались. В детстве мне это давалось очень тяжело, всегда хотелось помощи, поддержки, подсказки. Но теперь я понимаю эту стратегию. Нужно было, чтобы мы уже тогда во всем брали ответственность на себя, особенно когда это касалось нашей жизни. Сделайте свой выбор, ищите то, что вам нравится, не бойтесь пробовать, а мы вас поддержим. Вот я и попробовала пойти в науку.

— И очень успешно пошли: в 33 года доктор наук — выдающийся результат даже для мужчины. А ведь женщинам в науке приходится существенно сложнее.

— Если откровенно, я всегда довольно скептически относилась к феминистическому восприятию женщин в науке и попытке разделять ученых на мужчин и женщин. Сама идея заставить женщин заниматься чем-то, что им чуждо, в корне противоречит моим убеждениям и моему образованию. Меня-то учили, что самое главное — это выбрать свой путь, а про гендерные различия никогда даже речи не шло.

В этом смысле я была приятно удивлена деятельностью этой европейской организации: ее цель — не заставить всех женщин заниматься наукой, чтобы кому-то там что-то «доказать», а поддержать тех, кто уже выбрал эту стезю.

— То есть вообще уже почти все хорошо, никаких стереотипов?

— Не совсем. Стереотипы все-таки есть, и есть даже у меня в голове.

— Когда в науке такие люди, как вы, это само по себе ломает стереотипы. А что именно нового, кстати, вы принесли в вашу область?

— Мне как-то приснился кошмар: у меня защита, передо мной комиссия, и они меня строго спрашивают: «А что ты сделала нового в науке?» И холодный пот по спине. Если серьезно, то я думаю, что самые интересные результаты у нас по волнам-убийцам. Да и сам прогресс в этой области потрясает. Если еще несколько лет назад не было толком понятно, когда, откуда и почему они берутся, то сейчас акцент уже сместился в сторону прогноза, а значит, недалек тот день, когда мы сможем их прогнозировать.

— Волны-убийцы — случайные большие волны, которые возникают где-то в открытом море?

— Да, это они, но лучше говорить «в океане», так как возникать они могут как в открытом море, так и вблизи берега и даже на берегу. А если говорить обо мне, то я больше интересуюсь именно последними двумя. Волна-убийца — вполне конкретный термин. Это волна, высота которой в два раза превышает значительную высоту волны (некую характерную величину для данного состояния моря — среднее от 1/3 самых высоких волн). То есть это просто необычный выброс — он может быть как в земном океане, так и в атмосфере Солнца.

— Я правильно понимаю, что при безветрии и штиле волна-убийца в таком случае будет в пару сантиметров высотой?

— С точки зрения статистики да, это так. Но когда речь идет не о науке, а еще и о безопасности, то сверх этого накладываются дополнительные условия, например, что при этом волна не должна быть ниже стольких-то метров. Для прогнозов это второе условие особенно важно и должно разрабатываться с учетом устойчивости каждого конкретного объекта. Для одной прибрежной конструкции оно будет одним, а для другой — совсем другим, и для разных кораблей тоже будет различаться.

— Математические модели нужно проверять — проводите ли вы эксперименты?

— Да, эксперименты мы тоже проводим. От лабораторных до натурных. Свой бассейн мы пока только строим, но я работала в других — в английском и немецком. Как правило, это такой длинный канал, заканчивающийся береговым модулем, который можно изменять в зависимости от задачи, как и донный профиль. По такому каналу мы гоним волну и смотрим, что с ней происходит на берегу. Особенно интересно было работать в огромном 300-метровом Ганноверском бассейне. Это как раз тот случай, когда размер имеет большое значение.

Натурные эксперименты мы тоже проводили, прямо на берегу. Там схема работы похожая. Измеряем волну на каком-то расстоянии от суши и на берегу. Из инструментов используем эхолоты, датчики давления, а на берегу очень часто ставим камеры высокого разрешения или видеокамеры, по которым потом можно отследить динамику каждой конкретной волны.

— И все же с трудом верится, что появление волн-убийц вообще можно прогнозировать. Это кажется настолько стохастическим...

— Тут есть два подхода. Один состоит в том, чтобы отслеживать условия, когда образование волны-убийцы наиболее вероятно. Определение таких условий и есть главная задача, для решения которой нужно учитывать результаты численных и лабораторных экспериментов, механизмы возбуждения волн-убийц, а также данные натурных наблюдений. Задача сложная, так как механизмов довольно много и они могут накладываться друг на друга. Волны-убийцы могут формироваться путем сложения нескольких волн, когда они догоняют друг друга или приходят с разных направлений (иногда даже более двух), за счет взаимодействия с течениями, с берегом, друг с другом, а также в результате своей естественной эволюции. При развитии такого подхода мы должны будем оповещать людей о высокой вероятности встречи с волной-убийцей в данном регионе.

Другой же подход состоит в том, чтобы инструментально засечь волну-убийцу на достаточном расстоянии от охраняемого объекта (будь то прибрежная инфраструктура или судно) и в кратчайшее время предсказать ее дальнейшее поведение так, чтобы успеть провести эвакуацию людей из опасной зоны или совершить маневр судна. Это уже срочный прогноз, и тут речь идет не о вероятности, а о конкретной приближающейся угрозе. В моей группе мы работаем над развитием обоих этих подходов (прогнозированием цунами занимается и еще один ученый из России — Василий Титов. Он создал модель предсказания цунами под названием MOST, которая сегодня используется во многих странах мира. Подробнее о работах Титова и других выдающихся российских специалистов можно прочитать тут - прим. «Чердака»).

— То есть, если получится, вы сможете на ваш счет записать какое-то количество спасенных жизней.

— Надеюсь. Во всяком случае, это и есть главная цель и мотивация наших исследований.

Источник: http://chrdk.ru